Самые страшные дни - Анатолий Костерин

Сон не заставил ждать, и я провалилась в царство Морфея, который с ехидной улыбкой поманил меня за собой.

***

Мне снилось что-то жуткое и до ужаса противное – я от кого-то убегала, слыша за спиной хриплое, тяжёлое дыхание. Душераздирающий скрип-визг преследовал на протяжении всего забега. Страх, ледяной коркой, сковывал моё тело, а к ногам, как будто привязали пудовые гири, мешавшие бежать изо всех сил. Но я сумела добраться до спасительной лестницы и с облегчением стала карабкаться куда-то вверх – туда, где так маняще светились звёзды на ночном небосводе. И только я ухватилась за последнюю ржавую скобу, чтобы выбраться наконец-то на свободу, как чьи-то сильные мохнатые лапы дёрнули меня вниз и я, с воплем ужаса, полетела в пугающую пропасть.

Отчаянно дёрнувшись всем телом, я вырвалась из объятий сна. Сердце бешено колотилось в груди, как загнанный в клетку зверь. Меня бил озноб, а кожа покрылась липким потом.

С трудом разлепив веки, наконец-то смогла оглядеться, хотя взгляд ещё плавал. Я лежала на грязном полосатом матрасе в углу какой-то небольшой комнаты, слабо освещавшейся огарком свечи, стоявшем в блюдце на деревянном ящике. Рядом с ним располагался какой-то то ли небольшой шкаф, то ли сейф на низкой деревянной подставке с колесиками, около которого валялась пара старых утюгов. Разглядеть что-либо ещё не представлялось возможным из-за окутавшего помещение полумрака.

Попытавшись подняться, я задела таз, стоявший рядом со мной. Он предательски звякнул.

Шкаф неожиданно протянул руку к свече и медленно развернулся с ней ко мне.

– Очнулась, бедолага? – поинтересовался знакомый голос благодетеля.

На вид ему было далеко за сорок. Густая борода с проседью, короткий ёжик русых волос на голове и внимательные голубые глаза в обрамлении морщинок. На нём был расстёгнутый черный морской бушлат и тельняшка. На шее веревочка с деревянным крестиком.

Я изумлённо перевела взгляд вниз и тут же смущенно отвела его. У незнакомца было тело атлета, а вот ноги выше колен были ампутированы.

– Как себя чувствуешь? – участливо спросил он, не обратив внимание на мою реакцию.

– Как пьяный пингвин в пустыне, – охрипшим голосом поведала я. – Воды, пожалуйста.

Заботливый дядя развернулся к ящику и что-то налил в железную кружку из закоптившейся кастрюли и аккуратно протянул мне.

– Что это? – настороженно интересуюсь, глядя на тёмную жидкость, исходящую паром.

– Травяной отвар. Пей, не отравишься, – улыбка озарила его лицо. – Тебе, для вывода токсинов, самое то.

– Как я здесь очутилась, и вообще, где мы? – в голове крутилась ещё масса насущных загадок, которые не давали мне покоя, помимо боли, терзавшей тело.

– Как тебя звать, кареглазая? – вопросом на вопрос ответил гостеприимный хозяин.

Казалось бы, чего проще? Я уже было открыла рот, чтобы ответить незнакомцу. И тут с ужасом понимаю, что не помню не только своего имени, но и вообще ничего из прошлой жизни. Чтобы скрыть замешательство и охватившую меня панику, делаю большой глоток из кружки. Горячий отвар обжигает губы и язык с нёбом, но я усердно пью эту горькую гадость. Лишь бы отсрочить время, а вдруг память вернётся в мою бедную голову.

– Чего молчишь, красавица? – благодетель обрывает затянувшуюся паузу и внимательно смотрит на меня. – Я, Боцман, а ты?

– Необычное имя, – усмешка непроизвольно появляется на губах. – Называй тогда меня русалкой.

– Русалкой значит? – он недоверчиво покачал головой. – Жаль, моря поблизости нет, только обмельчавшее озеро, в котором даже утопиться теперь не получится.

– Прости. Просто ничего не помню из прошлого – как будто стёрли грязной тряпкой.

Подхватив с пола по утюгу в каждую руку, он оттолкнулся ими и подкатился на тележке ко мне вплотную. Бесцеремонно ухватил меня за подбородок и обеспокоенно заглянул в глаза, потом осторожно проверил пульс.

– Значит я не ошибся, подумав, что ты стала жертвой клофелинщиков. Амнезия – последствие отравления.

– Как я сюда попала? – повторила свой вопрос, ёрзая на матрасе.

– Тебя принесли мусорщики, – Боцман забрал опустевшую кружку и вернулся к ящику, заменявшему ему стол.

– Кто? – я недоумённо смотрела в спину моряка.

– Местные бомжи, обитающие на окраинах этой задницы, бывшей когда-то провинциальным городком.

– Час от часу не легче, – прошептала я и обхватила плечи руками. – А как город назывался?

– Накинь, – заботливый дядька кинул мне фуфайку, увидев, как я поёжилась от холода. – На развалинах автовокзала чудом сохранилась облупившаяся табличка – Плюсинск.

Внезапная леденящая волна ураганом обожгла организм. В мозгах, как будто включили рубильник, и лавина воспоминаний обрушилась на моё сознание потоком информации.

– Вспомнила чего, русалка? – Боцман с тревогой всматривался в моё лицо. – Ты чего так побледнела?

– Наташей меня зовут. Бывшая журналистка, – представилась я и, вжавшись в холодную стену, прикрыла глаза.

«Вот значит, куда меня занесла ирония злой судьбы», – пронеслась в голове шальная мысль. Хотя что-то мне подсказывало, что неспроста я тут оказалась.

***

Боцман разжёг в буржуйке огонь и стал не спеша, подкладывать дрова, изредка бросая на меня заинтересованный взгляд.

А я, оглушённая воспоминаниями, молчала и нервно теребила ворот фуфайки. У меня наконец-то сложилась картинка мрачной мозаики.

Именно журналистское расследование про город Плюсинск стало отправной точкой в моих злоключениях. Сначала последовало предупреждение, но моя гордая и свободолюбивая натура не вняла инстинкту самосохранения. Я продолжила копаться в этой зловонной истории.

Год назад я была в этих краях в командировке. Писала очерк о ветеранах Великой Отечественной войны. И до меня случайно дошла информация, что есть такой город Плюсинск, огороженный от посторонних взглядов высоким забором с колючей проволокой под электрическим напряжением. Охраняется, как президентская резиденция – мышь не проскочит. И будто там проводятся жуткие эксперименты. Это всё поведал один из охранников засекреченного объекта, которого замучила совесть, и он решил рассказать народу правду.

Когда я пришла на место оговоренной встречи с этим парнем, ко мне подошли люди в штатском, козырнули корочками государственной спецслужбы. И запихнув в подъехавший автомобиль, отвезли в местную психбольницу. Показали больного парнишку, брызгавшего слюной и мочившегося прямо в свои пижамные штаны.

Я с большим трудом узнала жизнерадостного юношу с фотографии, которую мне показали перед встречей. Его безжалостно превратили в живого овоща.

Потом был кабинет главврача. Мрачный тип в белом халате, от которого за версту разило гэбэшным прошлым, показал мне состряпанную в попыхах историю болезни. У меня сдали нервы – я послала его на три буквы и выскочила в коридор. Где меня благополучно схватили и вернули обратно. Дядя в халате больше не изображал радушие, он в ультимативной форме предупредил меня о последствиях разглашения секретной информации. Заставил расписаться в какой-то бумажке и отпустил восвояси.

Меня посадили на поезд и отправили под присмотром домой. А через несколько дней уволили из редакции, так как я продолжила расследование на свой страх и риск.

Я хотела сначала уехать к морю, подлечить расшатавшиеся нервы, но на вокзале увидела, что за мной следят. И неожиданно купила билеты снова в этот край. Так и очутилась в том поезде, в купе с весёлыми попутчиками, которые с любовью и заботой подмешали в чай клофелин.

Вот и добилась того, чего так хотела. Прямо в эпицентре событий нахожусь, расследуй – сколько душе угодно.

– Аппетит не проснулся? – вопрос Боцмана оборвал мои мрачные мысли и воспоминания. – Может, поужинаем?

– Чаю бы выпила с лимоном, а еда боюсь не полезет, – прошептала я в ответ.

– Тут магазинов нет, так что не избалованы фруктами – не обессудь. А чайку сейчас заварю и налью.

– Хороший ты мужик, моряк, – я благодарно улыбнулась. – А как тебя занесло в эту дыру?

– Это мой родной город, я тут родился, – грусть и тоска слышались в интонации его голоса.

– Не обидишься, если я задам…

– На войне потерял ноги, на фугасе подорвался БМП, на котором ехал мой взвод, – словно прочитав мои мысли, Боцман ответил раньше, чем прозвучал вопрос.

– Что тут вообще творится? Слухи про жуткие эксперименты ходят, – поинтересовалась я, наблюдая, как проворно хозяйничает моряк.

– Знаешь, как сейчас называют мой бывший город? – увидев, как я отрицательно мотнула головой, Боцман продолжил: – Жопа. К сожалению, не могу оспорить сей факт.

– Что же тебя здесь до сих пор держит? Что ты забыл в этой заднице? – принимая кружку с ароматным чаем, задаю я очередные вопросы. Любопытство – первый порок журналиста, оно и сгубило любопытную Варвару, которой нос на базаре оторвали.